Пресвятая Богородице, спаси нас!
Интернет-издание прихода в честь
Владимирской иконы Божией Матери
ст. Чемолган Алматинской области
№ 93 (337) 8 ноября 2015 г.
Чтения на Литургии: Еф., II, 4-10.
Лк., XVI, 19-31.
Неделя 23-я по Пятидесятнице.
Великомученика Димитрия Солунского.
СЛОВО НА ЕВАНГЕЛЬСКОЕ ЧТЕНИЕ
Притча о богаче и Лазаре
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Я хочу обратить ваше внимание на два момента в сегодняшнем евангельском чтении. Во-первых, на заключительные слова Спасителя: если мы не сумели послушать Моисея и пророков, то есть того множества свидетелей, которые от начала времен нам говорили о Боге и о Его правде, то и Воскресший не убедит нас ни в чем... Тем, кто тогда его слушал, это слово казалось таким непонятным, — но разве теперь эти слова не ясны для нас? Воскрес Христос, явился в славе Своего Божества и во всей красоте и величии Своего человечества — и все равно мы, христиане, слышим Его слова, дивимся Его учению, поклоняемся Ему, и так далеки остаемся от того, чему Он нас учил. Разве кто-то может в нас узнать учеников Христовых так, как можно было их узнать в лице ранних Его учеников и апостолов? Тогда печатью апостольства, печатью христианства была непостижимая для земли любовь христиан одного к другому и любовь их крестная, жертвенная ко всему миру; они были готовы свою жизнь отдать для того, чтобы другой человек, им чужой, порой их ненавидящий, мог поверить в благовестие Христово и ожить новой жизнью. Как далеко от этого то, что люди могут видеть в нас!
И это приводит меня ко второму, что я хотел сказать. Кто-то из древних сказал: Нет более страшного места отлучения, чем то место, где будут неверные христиане... Когда мы читаем эту притчу, мы всегда думаем о Лазаре и о богаче, думаем о других: но что если эта притча обращена к нам? Разве мы не похожи на этого богатого человека? Какое несметное богатство у нас есть духовного ведения! Мы знаем Бога; мы познали Христа: нам открылось Его учение; нам даны Его таинства: в нас обитает Его благодать, веет в Церкви Святой Дух — а мы все равно остаемся самодостаточны, замкнуты и стараемся жить привольно, обеспеченно этим богатством, которое Господь нам дает. Рядом с нами тысячи и тысячи людей изголодались, готовы бы покормиться крупицами, которые падают постоянно с нашего стола, — но мы им не даем: Православие принадлежит нам, вера принадлежит нам, всепринадлежит нам!.. А другие люди у нашего порога, под лестницей нашей, у нашей двери голодают, умирают с голода, и не получают порой ни одного из тех животворящих слов, которым они могли бы ожить...
Мы знаем слишком много, мы слишком богаты; древние святые невежды, не имевшие доступа к тому множеству книг, которые мы можем читать, иногда слышали одно евангельское слово и на нем строили святость целой жизни. А мы читаем, читаем, слушаем, молимся — и святость не вырастает среди нас, потому что мы скупы, как тот богач, который хотел все себе сохранить, которому не жалко было другого человека.
И вот Евангелие говорит нам, что умер бедный — может быть, просто изголодавшись у двери богатого, — и ангелы унесли его в лоно авраамово, в рай Божий. Умер и богатый — но ни один из ангелов не подошел к нему: схоронили его подобные ему жадные и богатые, схоронили его в сердце земли; умер он, и оказался перед лицом суда. И не потому, что он был богат, а Лазарь беден, не потому просто, что ему досталось в жизни светлое, а тому только горькое: потому что все светлое, что у него было, он жадно сохранил и ничем не поделился: теперь и бедняк — такой теперь богатый в вечности — не может поделиться с ним ничем...
Подумаем о нашем Православии, подумаем о богатстве нашем, подумаем о том голоде, который вокруг, среди инославных, среди неверующих, среди безбожных, среди ищущих и не ищущих — и не останемся подобными этому богачу, чтобы и над нами не произнес Господь Свой суд: Я воскрес - и Мне вы не поверили!.. Но какая радость будет у Спасителя, и у ангелов Божиих, и у Отца нашего небесного, и у Матери нашей, Богородицы, и у святых, и у грешников, если мы окажемся простодушными и щедрыми, и если все наше богатство мы будем давать: давать, не стараясь ничего сохранить — потому что человек только тем богат, что он отдал по любви. И тогда и среди нас, и в наших душах откроется Царство Божие, Царство торжествующей, ликующей, все победившей любви. Аминь.
Митрополит Антоний Сурожский
***
Св. великомученик Димитрий Солунский.
(Об отношении христиан к удовольствиям).
Уроженец города Солуня, святой Димитрий, память коего ныне, был правителем родного города. Он заботился о благе граждан своего города — не только настоящем, но и будущем, уча их вере Христовой. Прибывший в Солунь император Максимиан заключил его за это в темницу. После того император предался одной недостойной забаве: он смотрел, как один силач, по имени Лий, бросал людей с возвышеннаго места вниз на копья. Но нашелся юноша христианский, который лишил царя недостойной забавы. Нестор, так звали этого юношу, задумал погубить Лия; он отправился к св. Димитрию и начал просить у него благословения вытти на состязание с силачем. Св. Димитрий похвалил намерение юноши, ободрил его и предсказал ему как победу над Лием, так и мученическую кончину. Действительно Нестор с помощию Божиею сбросил Лия на копья. Император разгневался и приказал Нестора вместе с Димитрием исколоть копьями. Чрез несколько времени при копании рвов найдены были мощи св. Димитрия, которыя источали целебное миро.
По поводу грубых и безнравственных удовольствий, которыми наслаждался языческий император Максимиан, о чем повествуется в жизни св. великомученика Димитрия Солунскаго, побеседуем об отношении христиан к чувственным удовольствиям вообще.
Общий предлог и общая цель всех удовольствий и увеселений есть необходимое отдохновение от трудов. Труд сам по себе необходим для нас, как заповедь Самого Творца нашего. Еще невинному человеку было поставлено в обязанность «делати и хранити» вверенный ему рай. И этот труд был для него источником наслаждения: ибо он видел и чувствовал, как деланию его покорялась вся природа, как деланием его возвышалось и совершенствовалось все окружающее его. По падении человека, труд уже вменен ему в наказание и потому сопровождается изнурением сил, истощением телесных органов, утомлением и дряхлостию тела: «в поте лица твоего снеси хлеб твой», сказал ему Господь Бог, «дондеже возвратишися в землю, от неяже взят еси». При том и этот изнурительный труд редко сопровождается удовольствием, а чаще всего печалию и скорбию душевною; ибо проклятая в делах человека земля не вполне покоряется самым тяжким его трудам и усилиям. Посему не только тело человека имеет нужду в отдохновении и обновлении сил, а и душа его, утомляемая суетою дел своих, также нуждается в отдохновении, освежении и обновлении. Тело укрепляется пищею и сном, а душа ищет забвения своих печалей, освежения к ободрения сил своих — в других, более свойственных ей, наслаждениях; призывает на помощь искусство, разнообразит увеселения и хочет создать себе нечто похожее на потерянный рай. Все это естественно, даже необходимо, а потому и не может быть осуждаемо. «Вся ми леть суть».
Но прежде нежели предаться удовольствиям, необходимо испытать себя, точно-ли тело и душа твоя утомлены, хотя изнурительными, но полезными, важными и необходимыми трудами, и заслуживают того, чтобы дозволить им то или другое удовольствие? Не есть ли скука и тягость душевная плод бездействия, а не трудов, — праздности, а не излишних занятий? В таком случае надобно не только отказывать себе в удовольствии, а побудить себя трудиться, когда веселятся другие, подчинить себя строгому воздержанию: «не трудивыйся ниже да яст», говорит апостол.
Надобно разсуждать и о том, — послужит ли предполагаемое увеселение и удовольствие к укреплению, а не к большему истощению сил телесных; возвысит ли упадший дух твой, или, напротив, еще более ослабит его, оживит ли сердце твое тою чистою, глубокою и животворною радостию, которая наполняет, умиротворяет, возвышает и ободряет душу, делает ее бодрою в трудах, благодушною в печалях и скорбях; или, напротив, еще более взволнует сердце твое и возмутит душу твою, так что нужно будет искать новых средств к успокоению ея? В последнем случае, очевидно, лучше отказаться от увеселения, бежать от удовольствий, которыя будут сопровождаться очевидным вредом. Вот почему св. апостол советует искать действительнаго успокоения телу и духу своему, истинно живительной отрады сердцу, животворнаго обновления и укрепления сил душевных — в наслаждениях не плотских, а духовных: «не упивайтес вином. а паче исполняйтеся духом, глаголюще себе во псалмех и песняхв духовных, воспевающе и поюще в сердцах ваших Господеви».
Надобно, наконец, разсуждать и о том, не отвлечет-ли предположенное увеселение от каких-либо важнейших занятий, не помешает ли исполнению высших и священнейших обязанностей? В таком случае самое невинное удовольствие делается не только вредным, а и преступным. Если, например, мать любит предаваться удовольствиям и забавам, когда малыя дети ея в руках наемничих подвергаются опасности пострадать телесно или нравственно, то можно-ли назвать такое удовольствие невинным? Если тот, кому вверено какое-либо служение обществу, требующее постояннаго внимания, всегдашней готовности исполнять требования нуждающихся, и ныне и завтра, оставляя все, идет развлекаться забавами, то будет-ли это провождение времени — безвредное! Если отец семейства, вместо тихих, согревающих душу семейных радостей, каждый почти день ищет развлечения вне своего дома, оставляя домашних своих как чуждых ему, то не будут-ли удовольствия его достойны осуждения? Если православный христианин проводит в увеселениях то время, когда церковь призывает его на славословие Божие и молитву, когда торжествует она великия тайны спасения нашего, прославляет и благодарит Бога за величайшия чудеса Его любви и милосердия; то не будут-ли забавы его посмеянием над своею верою, явным презрением к уставам своей церкви, достойным казни оскорблением величия Божия? Так-то, брат. мои, и невинное само по себе может сделаться преступным, и безвредное вредным. «Вся ми леть суть, но не вся на пользу».
Но главная опасность чувственных удовольствий состоит в том, что они могут привязать к себе самое наше сердце, сделаться неотразимою потребностию души нашей, предметом страстнаго увлечения, возобладать душею нашею и лишить нас свободы духовной. Христианин более всего должен дорожить тою свободою, ею же свободи нас Христос, — тою независимостию от всего земного, которая не прельщается ничем и не страшится ничего, тем самообладанием, которое делает его господином своих желаний и чувствований, истинным царем своего внутренняго мира. При этой только свободе духа он может побеждать всякое искушение, всегда и во всем исполнять волю Божию и идти прямым путем заповедей Господних. Явно, что достигнуть такой свободы духа можно только постоянным самоотвержением и терпением, постоянным побеждением своих склонностей и отвержением своей воли, умением всегда отказывать себе во всем. Но если будем удовлетворять всегда склонности своей к чувственным удовольствиям, то не будем-ли добровольно подчиняться и покорствовать ей и не дадим-ли ей власти со дня на день становиться сильнее, требовательнее и неотвязчивее?
Братие — христиане! Быть обладаемым чем бы то ни было, кроме владычествую-щей над всеми воли Божией, есть постыдное рабство для богоподобной, разумной и свободной души нашей. Но предать ее в рабство плотскому удовольствию, быть обладаемым греховною страстию значит уже сделаться рабом греху, от чего да избавит нас Господь.
Свящ. Григорий Дьяченко.
