Пресвятая Богородице, спаси нас!

Интернет-издание прихода в честь
Владимирской иконы Божией Матери

ст. Чемолган Алматинской области

№ 4 (456) 28 января 2018 г.

Чтения на Литургии: 2 Тим. III:10-15.
                                      Лк. XVIII:10-14.

Неделя о мытаре и фарисее.

Святитель Феофан Затворник. Мысли на каждый день года

Вчера учило нас Евангелие неотступности в молитве, а ныне учит смирению или чувству бесправности на услышание. Не присваивай себе права на услышание, но приступай к молитве, как никакого внимания недостойный, и дающий себе дерзновение отверзть уста и вознести молитву к Богу по одному безпредельному к нам бедным снисхождению Господа. И на мысль да не приходит тебе: я то и то сделал; подай же мне то-то. Все, что бы ты ни делал, почитай должным; ты должен был все то сделать. Если бы не сделал, подвергся бы наказанию, а что сделал, тут не за что награждать, ничего особенного не явил ты. Вон фарисей перечислил свои права на услышание, и вышел из церкви ни с чем. Худо не то, что он так делал, как говорил; так и следовало ему поступать, а худо то, что он выставил то, как особенное нечто, тогда как сделавши то и думать о том не следовало. - Избави нас, Господи, от этого фарисейского греха! Словами редко кто так говорит, но в чувстве сердца редко кто не бывает таким. Ибо отчего плохо молятся? Оттого, что чувствуют себя и без того в порядке находящимся перед Богом.

***
Притча о мытаре и фарисее

Мы привыкли презирать и осуждать фарисея: нам кажется, что сегодняшнее Евангелие дает нам на это право – он будто осужден Самим Христом. Но мы забываем, что надменная праведность фарисея стоила дорого ему и подобным ему людям. Это были люди подвига и убеждения; по коротким словам, которые о нем сказаны в Евангелии, он постится дважды в неделю, то есть воздает Богу не только то, что должен бы воздавать по закону, но больше, сверх меры: он дает Богу от своего усердия. И одновременно он дает значительную часть своего дохода нуждающимся, то есть и к людям тоже он обращен каким-то, хоть и суровым, подвигом жизни. Поэтому нельзя легко судить о нем. Фарисеи были люди, которые были готовы понести тяготу своего подвига; но разбивался этот подвиг о правду Божию на том, что из своего подвига они черпали сознание какой-то мнимой праведности, а любви не достигали.

Вот он вошел в храм, не остановился у притолоки, не вспомнил, что находится в храме Бога Живого, что нет твари, которая не должна бы пасть перед Ним в трепете, в ужасе, в любви. Он пришел твердым шагом и занял свое место в храме – он на это место “имеет право”; он живет достойно, по правилам Церкви, и потому стоит он там, где имеет право стоять.

Разве это не страшно и не осуждающе похоже на нас? Как часто мы знаем, что у нас есть перед Богом, среди людей место и что есть у нас место, я не говорю – в вещественном храме, но в том таинственном, незримом храме, который есть мироздание, трепетно собранное вокруг Живого Бога своего. Мы тоже часто думаем: “Мое место – тут, а его – там”.

А “там” стоял человек, который по суду людскому действительно не имел никакого пути вперед, в передние ряды праведников Господних. Он был собирателем податей, но как он отличался от современных! Он просто был прислужником оккупантов-римлян, которые поработили народ израильский, всячески его притесняли и искали в его же среде таких людей, которые будут только заниматься побором, сбирать их дань. И конечно, такие люди были всеми ненавидимы, потому что законом их жизни было вымогательство, была твердость, была жестокость, была беспощадность.

Но одному, видно, этот мытарь научился в той страшной, жестокой жизни, которую он вел среди себе подобных и среди жертв ожесточения людского. Он научился, что не выжить человеку в страшном человеческом обществе, если хотя бы на мгновение не будет приостанавливаться закон, если хотя бы на мгновение не будет проявляться жалость, милосердие. Если все будет идти по писанному, если все будет делаться так, как по праву можно поступать, то ни один человек не уцелеет.

И вот он стал у притолоки, зная, что по правде людской и по правде Божией он заслуживает ту же беспощадную жестокость, какую он сам применяет изо дня в день; и он стал там, бия себя в грудь, ибо знал, что заслужить никакого милосердия нельзя, – милосердие не заслуживается, никакого милосердия купить нельзя, ни быть достойным его нельзя – его только вымолить можно; оно может прийти как чудо, как непонятное, совершенно неожиданное чудо, когда праведность склоняется перед грехом, когда милосердие вдруг прорывается там, где должна бы проявиться правда – высокая, беспощадная правда. Он стоит весь в грехе своем, не смея войти в область правды Божией, потому что там для него нет прощения, а стоит он у притолоки, надеясь, что до края этого храма, до края праведности и через край ее перельется милость, жалость, сострадание, милосердие, что с ним случится незаслуженное и невозможное.

И потому что он верит в это, потому что жизнь его именно этому научила – что случается невозможное, и только невозможное делает жизнь людскую возможной, – он стоит, и до него доходит Божие прощение.

Христос нам говорит, что этот ушел более оправданным, чем другой. Фарисей не был просто осужден: до часа смертного можно надеяться на прощение, и он был праведен, он был труженик, он вкладывал усилие души и тела в праведность свою. Она была бесплодна, из нее не высекалась даже и искра сострадания и любви – и, однако, это была праведность... А неправедность получила прощение.

Вот, подумаем об этом; подумаем о том, во-первых, являемся ли мы хотя бы фарисеями, есть ли в нас вообще какая-то правда, правда перед людьми, с доброделанием, правда перед Богом – то есть отдаем ли мы Ему должное, то, на что Он просто имеет право? А потом поставим перед собой вопрос: лишенные даже и праведности фарисея, не являемся ли мы такими же, как и он, безлюбовными, бессердечными, мертвыми душой? Как мы смотрим на ближнего – в храме, вне храма, в жизни, в семье, на работе, на улице, в газете, везде: единичного ближнего и коллективного ближнего? Как мы на них смотрим, как мы о них судим, не имея опоры даже в истинной, хотя и мертвой, праведности фарисея?.. Аминь.

Митрополит Антоний Сурожский

***
СЛОВО В НЕДЕЛЮ О МЫТАРЕ И ФАРИСЕЕ
Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Со вчерашнего дня началось приготовление к празднику Святой Пасхи.

Вчера мы услышали: «Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче...» Сегодня же проповедуется смирение. И для примера берется притча о мытаре и фарисее, сказанная Господом нашим Иисусом Христом. Итак, попытаемся сказать что-нибудь о смирении.

Это высочайшее качество. Это качество, присущее Са­мому Господу нашему Иисусу Христу. Он Сам открыл это нам, сказавши: «Я кроток и смирен сердцем» (Мф. 11, 29). Такому высочайшему примеру, казалось бы, трудно последовать. Но это нужно.

Святой Иоанн Лествичник, рассуждая о смирении, при­водит слова псалма, в котором сказано: «Я смирился — и спас меня Господь» (здесь и далее о смирении взято из творения «Лествица», Преподобного Иоанна, слово 25. О высочайшем смиренномудрии).

Вот что обращает на себя внимание: в псалме не сказано: «Я постился — и спас меня Господь»; не говорится: «Я про­водил бессонные ночи, лежа на земле, и тогда спас меня Господь. Вобщем, я не совершил никаких особенных по­двигов. Я только смирился — и тогда спас меня Господь».

Видите силу смирения! В чем же она заключается? Святой Иоанн Лествичник говорит, что всякий человек, который смиряется, независимо от того, какой степени совершенства он достиг в этом смирении, уже с самого начала испытывает одно драгоценное качество — веселие духа.

Он говорит, что смирение как бы повторяет рост растения — т. е. оно имеет свою весну, свое лето и осень. Весну — цветов, лето — сформировавшихся плодов и осень — время плодов уже зрелых. И вот так он различает эти три периода, для которых, повторяю, одно есть общее — это радость духа и в весне смирения, и в лете, и в осени.

Первое — весна смирения — это ненависть к челове­ческой славе и похвале. Напротив, мы любим, когда нас хвалят. Может, нас и следует похвалить, но только тогда, когда мы унываем. И мы не должны любить, когда нас хвалят. А это очень трудно! Другое свойство того же весеннего периода смирения — изгонять из себя всякую раздражительность и гнев. Заметьте, это еще не означает не быть раздражительным и гневливым, а только значит лишь стараться изгонять из себя раздражительность и гнев.

Второе — лето смирения — это вменить в ничто все то, что мы сделали, казалось бы, доброго. И еще говорит святой Иоанн Лествичник: «Получая Божии благодеяния, не столько должны благодарить Бога, сколько страшиться, что прибавлением этих благодеяний увеличивается наша ответственность перед Богом, а, следовательно, и угроза большего мучения на том свете».

Что же касается осени, т. е. зрелого смирения, то святой Иоанн Лествичник на это отказывается ответить. Он го­ворит: «Спросите у тех, которые ближе к Господу, потому что Господь Сам смирен и кроток сердцем; они у Него научились. Они вам скажут, что это такое — совершенное смирение». А сам святой Иоанн Лествичник на это даже не дерзнет ответить.

Иначе еще можно пояснить, что такое смирение, — от противоположного примера, от примера фарисея. Он как будто хорошо начал свою молитву. Он сказал: «Воз­благодарю Тебя». Это очень хорошо. Всегда надо благо дарить Бога. Но смотря за что... Он сказал: «Боже! благодарю Тебя, что я не такой, как прочие люди…» Вот это очень грешно. Он посчитал себя лучше, чем все остальные люди. Это и грешно, и очень неприятно для души; наоборот, счастье чувствовать себя таким же, как все люди. Тогда люди все как бы становятся тебе братьями, друзьями, все хорошие. Но это еще не смирение.

Самое большое смирение — считать себя хуже всех людей. Так делал святой Апостол Павел. Он, признавая себя самым большим из грешников, говорил: «Христос Иисус пришел в мир спасти грешников, из которых я первый» ( 1 Тим. 1, 15).

Будем же подражать мытарю и избегать того примера, который дает нам фарисей.

Что делал мытарь? Он молился: «Боже! милостив буди мне, грешному». Но это пока еще ветхозаветная молитва. Мытарь не знал Христа, а мы знаем Христа, поэтому давайте будем молиться молитвою новозаветною: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного». Аминь.

Митрополит Иоанн (Вендланд)

***

Не пища зло, а чревоугодие, не деньги, а сребролюбие, не слава, а тщеславие; в сущности, зло происходит от злоупотребления.
(прп. Максим Исповедник)