Андрей Гориченский
«Монахи — самая хитрая часть населения, потому что Господь сказал, что на небесах не женятся и не выходят замуж. Монахи заранее, еще на земле пытаются жить, как ангелы», — так просто игумен Николай (Парамонов) начал свой рассказ. Много ли мы знаем о том, как видят этот мир монахи? Остается ли для них вера лишь чем-то умозрительным? Не всегда.
Открытие на школьном уроке
Ты спрашиваешь меня, в чем счастье? Счастье в Боге, он источник. Три вещи должны интересовать человека: как наследовать вечную жизнь? Как научиться любить? Как увидеть красоту? Сижу я в школе в 10-м классе на алгебре, наш старый учитель рассказывает, как сейчас помню, о Эваристе Галуа. Это математик, погибший на дуэли в 20 лет и оставивший после себя всего два исписанных формулами листочка бумаги, которые позднее легли в основу целого раздела математики. Школа деревенская, в Ульяновской области, где я родился, станция Налейка. И вот я сижу и представляю, как в какой-то момент выбыл из бытия и помер. И все ученые стали бы изучать, кто я. Но никто не смог бы сказать, ведь я и сам не знаю. Кто я? Зачем я здесь? Какой во мне смысл? Да, у меня есть рост, вес, цвет глаз, но таких людей полно. Тогда я подумал, зачем мне изучать науки, которые никогда не смогут объяснить мне, кто я? Зачем тратить на это время? И должен же быть какой-то личный смысл, какое-то счастье, которое дает душе радость и питание?
И я стал задумываться, что дает мне радость и питание. И понял, что млею от красоты, которая меня окружает. Выхожу писать этюд: красный тюльпан на фоне зелени, солнце его пронизывает, и вдруг на цветок садится бабочка. Ее тоже пронизывает свет, через них он идет на меня. Она движется, эта живая жизнь, и мои художественные средства бессильны изобразить эту движущуюся светокрасоту. И я подумал: завтра это уйдет, что-то новое появится. А как связаться с вечным, непреходяще-прекрасным? И что есть истинное творчество? Что есть творчество души, которое свяжет меня с непреходящим?
Не секрет, что в искусстве ощущение времени теряется: ты только начал, а уже прошло три-четыре часа. Вот тебе и похожая связь с вечностью. Один познает мир через звук, другой через краски, третий через красоту человеческой души, например, при воспитании детей, это тоже творчество. Но какое из них самое высокое? Я не мог ответить на этот вопрос, потому что у нас не было книжек на эту тему, никто об этом не говорил. У меня было то, что было: я хотел писать этюды, портреты, а еще понять, в чем загадка природы человека. Зачем человек живет, если он умрет? Маленьким, играешь с детьми, и вот мама позовет спать, ты засыпаешь и думаешь: «как несправедливо устроен мир — взрослые с нами совсем не играют, а ведь в игре радость. А почему? Потому что они вынуждены работать, потому что нас надо кормить. Если Бог есть, он должен сделать так, чтобы мы утром проснулись и не хотели есть, тогда родители не будут работать и смогут с нами играть». Лежа в кровати, представляешь, как встает трудолюбивый человек утром и понимает, что работать больше не нужно. Не нужны дрова, можно согреваться солнечным светом. Это были, конечно, ангельские мысли: дети ближе к ангелам, чем взрослые.
Домик с сосенками
После школы я поехал в Ульяновск, поступил в художественное училище, потом отправился в Ленинград, где жили два моих брата. Часто ходил в Эрмитаж, и всё думал, как найти, как пробиться к главной изюминке? А работал я в пожарной охране в Невской Дубровке, оттуда электричка шла до Финляндского вокзала полтора часа. Как-то ехал с работы, и встретилось в пути такое место, где много белых бабочек и солнечного света. Когда мы его проезжали, я посмотрел на людей в вагоне и понял, что ни одного лишнего человека в нем не было. Было ровно столько людей, сколько запланировал архитектор этой картины.
Его замысел осуществился, но его самого нет. Он неживой, а может и живой, но важно, что сама идея существует без него. Я стал думать так: что если сама наша жизнь запланирована ее создателем — Богом или высочайшим разумом — точно так же, как эта картина? Можем ли мы разгадать замысел картины в вагоне? Да! Он у нас перед глазами!
Но идея ее временная, она воплотилась в этот конкретный момент. А можем ли мы познать вневременную идею всего бытия? Я подумал, что люди, сидящие в вагоне, не предполагают вечной идеи бытия, они знают только временный смысл этой жизни: можно ехать в поезде, а можно выйти, всё продумано — очень удобно. И они так и уйдут в небытие, не узнав тот самый вечный смысл. И я подумал: «Господи, если ты только есть, покажи свой вечный смысл: меня, этих людей, Вселенной».
Во время этой философской молитвы я увидел близ платформы «Всеволожская» какой-то дом. Рядом сосенки стояли, детская площадка. Просто дом, но я его запомнил. Я доехал до дома, пошел в мастерскую, вечером пошел в гости к другу-поэту Николаю Ершову. Говорю ему: «Неужели нет людей, которые знают, в чем смысл человечества и смысл этого смысла? Живут с мыслью о прогрессе, а прогресса нет, нет его плодов, смысла в них нет. Неужели никто ничего не придумал?» А он говорит: «Есть. Я к тебе завтра приду с одним человеком». На следующий день пришли несколько человек ко мне в мастерскую, и какой-то парень всё время говорил о Боге. Потом пришел натурщик Константин, с которого я писал портрет, я ему рассказал о встрече. Он говорит: «Я знаю этих людей. Тот парень — семинарист. С ними еще иногда можно встретить священника, жалко, что вы не встретились». — «А вы его знаете?» — «Да, а вы хотите поговорить?» — «Хочу».
И мы поехали на электричке в сторону Всеволожска, и вдруг пришли к тому самому дому, который я видел из окна электрички. Я так удивился! Заходим, а там мой друг-поэт со священником Димитрием играют в шахматы. Я спрашиваю: «А можно книжки у вас посмотреть?» — «Пожалуйста». Я взял одну, а она непереплетенная, одни листочки. Смотрю оглавление, вижу: «О смысле жизни». Начал читать — просто великолепная книга, жалко, что везде непонятное слово «Бог», что же это за слово? Я говорю: «А что это за книжка?» — «А это проповеди знаменитого священника Валентина Свеницкого».
Оказалось потом, что Свеницкий обратил в православие дедушку отца Димитрия, бывшего лютеранина, а впоследствии священномученника Владимира Амбарцумова, его вместе с отцом Павлом Флоренским расстреляли. И вот я читаю и поражаюсь глубиной понимания души человеческой. Просто как про меня. Стал смотреть другие книжки. Нашел Николая Бердяева «Экзистенциальная диалектика божественного и человеческого». Говорю: «Можно взять почитать?» — «Пожалуйста». Я вернулся в мастерскую, стал читать — и был потрясен. Оказывается вера и религия — это колоссальные смыслы! Надо же, а мы совершенно ничего не знали!
Политрук и железный столб
Потом мне пришло время идти в армию. Когда я учился в Ульяновске, часто ездил мимо одной воинской части, и думал, что если выпадет служить в армии, я пойду туда. И вот я из Ленинграда приехал в Ульяновск, и меня привезли именно в эту часть. Там произошло несколько интересных случаев — один прямо вопиющий. Я работал в военном клубе, там же была библиотека, где работала жена командира полка Ольга Нечаева. Была весна, и вот я выхожу на крыльцо, там стоит Ольга. Тут подходит из политотдела старший лейтенант Виноградов и начинает восхищаться: «Какая женщина, какая фигура». Мне показалось, что это нехорошо, говорю: «Какая она женщина, пусть муж судит, а человек она хороший». И она говорит: «Вот так, мол, получил?» Я тогда не раскусил, что он обиделся.
Прошло дня три-четыре, выхожу из помещения на крыльцо, мне свет бьет в лицо, и я слышу: «Болван, иди сюда». Я думал, что это старослужащий, говорю: «Сам болван». Этот человек идет на меня. Я прыгнул за колонну, думал сбежать, а он руками обхватил столб, руки в замок у меня на затылке и прижимает мое горло к железной колонне. Я понял, что умру. И стал молиться: «Отец небесный, забери меня к Себе». Отдался этой молитве всеми силами души.
И вот колонна перестала существовать, я вижу лицо Виноградова, а мне ничего: колонны нет, воздух. Тут он отпустил меня, сел на ступеньки, и с ним случился припадок. Сидит и бормочет: «Исусик, Исусик, я тебя на учет поставлю». А у меня радость: смерти нет, мир един. Я сел рядом, обнял его, мне стало его жалко, говорю: «Все будет хорошо». Я подумал, что он сейчас с ума сойдет от такого потрясения.
Прошло полгода. Начальник штаба дядя Ваня Воробчук пообещал меня уволить в запас, как только сделаю музей полка. Я сделал; начальник отдал документы в тот же день. Выхожу на площадь из штаба, снег выпал, белый, как вата. «Ну вот, — думаю, — тебе Бог постелил снегом путь, надо идти учиться. Учиться в духовных школах»…
Для чего нужны монастыри
Ты спрашиваешь, интересно ли быть монахом? Отец Иоанн Крестьянкин говорил, что интересно только с великим ухажером, с дьяволом. Слово «интересно» неуместно по отношению к таким местам, как монастырь. Это как больница: тебе интересно в больнице? Это может быть только полезно и неполезно. Спасительно или неспасительно. Монастырь — это духовная больница, где люди получают выздоровление или облегчение.
Помню, когда только пришел сюда, был такой случай: пришел к нам красивый молодой человек, сказал, что хочет покончить жизнь самоубийством. Я говорю: «А почему? Ты молодой, у тебя семья, дети». Он говорит: «Видите ли, у нас три комнаты, в одной мы, во второй комнате бабушка, в третьей — чужой человек, пьяница. Денег мало, мы все ждем, пока бабушка умрет, чтобы комнату занять, а она всё не умирает. Бабушке за 90, и пришла мне мысль ей помочь. Если бабушка перестанет дышать во сне, то я смогу высыпаться, работать, содержать семью. Ну, вот я положил ей на лицо большую подушку. Она пару раз дернулась, и всё. Похоронили, и теперь три года я не могу спать. Только закрою глаза — вижу бабушку, она говорит: „Внучек, а зачем ты меня убил-то?“ И я решил покончить жизнь самоубийством. Но ребенка жалко, как он вырастет без меня? В тюрьму идти? Кто будет кормить семью?»
Мы с ним долго говорили, потом я его отправил к старцу Николаю Гурьянову на остров Залит, он оттуда вернулся и сказал, что мысли о самоубийстве ушли. Я говорю: «Батюшка велел в тюрьму садиться?» — «Нет». — «А что сказал?» — «Не могу сказать». Но ему стало лучше. И это ведь не запишешь ни в какой отчет: «За этот месяц 15 человек отказались от самоубийства, 16 болели завистью, из них 8 перестали болеть». Духовные явления не описать.
Монастыри нужны как своего рода островки вечности. И в них кроме чисто религиозной (обрядовой) жизни должна быть духовная жизнь. Часто эти две жизни не связаны, это мы видим и в Ветхом Завете. Люди вели религиозную жизнь, но если бы вели духовную, то не убили бы Иисуса Христа. Поэтому в монастырях надо сочетать богослужебную жизнь с опытом самопознания и богопознания. Если это утратится — мы упремся в религиозную философию.
Андрей Гориченский
7 октября 2015
Санкт-Петербургский церковный вестник, Журнал "ВОДА ЖИВАЯ" №10
http://aquaviva.ru/journal/?jid=86705
